Неточные совпадения
Я думал, что
на другой день, 26 августа, будет непогода. Но опасения мои
оказались напрасными. Наутро
небо очистилось, и день был совершенно ясный.
Часов в 8 вечера
на западе начала сверкать молния, и послышался отдаленный гром.
Небо при этом освещении казалось иллюминованным. Ясно и отчетливо было видно каждое отдельное облачко. Иногда молнии вспыхивали в одном месте, и мгновенно получались электрические разряды где-нибудь в другой стороне. Потом все опять погружалось в глубокий мрак. Стрелки начали было ставить палатки и прикрывать брезентами седла, но тревога
оказалась напрасной. Гроза прошла стороной. Вечером зарницы долго еще играли
на горизонте.
Погода нас недолго баловала, и вскоре
небо стало заволакиваться тучами. Подвигались мы теперь медленно.
На западных склонах Сихотэ-Алиня снега
оказались гораздо глубже, чем в бассейне рек Тумнина. Собаки тонули в них, что в значительной степени затрудняло наше передвижение. К вечеру мы вышли
на какую-то речку, ширина ее была не более 6–8 метров. Если это Хунгари, значит, мы попали в самое верховье ее и, значит, путь наш до Амура будет длинный и долгий.
Конечно, эта ласка и «жаль» относилась большей частью к юнкерам первой роты, которые
оказывались и ростом поприметнее и наружностью покраше. Но командир ее Алкалаев почему-то вознегодовал и вскипел. Неизвестно, что нашел он предосудительного в свободном ласковом обращении веселых юнкеров и развязных крестьянок
на открытом воздухе, под пылающим
небом: нарушение ли какого-нибудь параграфа военного устава или порчу моральных устоев? Но он защетинился и забубнил...
Но далее
оказалось, что он знает столько: был Христос, который восстал против еврейских законов, и евреи распяли его за это
на кресте. Но он был бог и потому не умер
на кресте, а вознёсся
на небо и тогда дал людям новый закон жизни…
Теперь они шли по улице, озябшие и несчастные. Слезы текли из слепых глаз старухи и замерзали
на лице. Старик шел с какой-то горестной торжественностью и, постукивая палкой по мерзлой земле, поднимал лицо высоко, как будто глядя в
небо слепыми глазами.
Оказалось, что они шли «делать бумагу» в управе. В эту ночь из амбара якута, у которого они зимовали, украли их сокровища, стоившие нескольких лет тяжкого труда…
Но и до «Дуэли» Наумова — ибо у каждого воспоминания есть свое до-воспоминание, точно пожарная лестница, по которой спускаешься спиной, не зная, будет ли еще ступень — которая всегда
оказывается — или внезапное ночное
небо,
на котором открываешь все новые и новые высочайшие и далечайшие звезды, — но до «Дуэли» Наумова был другой Пушкин, Пушкин, — когда я еще не знала, что Пушкин — Пушкин.
Удар сокола с такой высоты, что едва можно разглядеть его, как темное пятнышко, стоящее в
небе, бывает иногда очень косвенный (диагональный), и сокол может свалиться с добычей даже за полверсты и более, и потому надобно скакать туда, чтоб немедленно отыскать его, пока он не успел наесться и сделаться негодным к продолжению охоты; при травле же гусей поспешность еще необходимее: когда сокол вышибет одного гуся из стаи — иногда повторенным ударом, если первый
окажется недостаточным, — и опустится
на него или свалится с ним
на землю, то вся стая гусей бросится
на помощь погибающему товарищу, и если охотник не подоспеет, то гуси своими крыльями и носами не только изуродуют сокола, но даже забьют до смерти.
— Барин, да неужто же мы… Г-господи! Ты нас уважил, а мы тебя будем подводить? Чтоб мы перед тобой
оказались подлецами? Мы
на это не согласны! Только завтра солнышко
на небо, — и мы с косами в лес!
Раз вечером, возвратившись очень рано домой, он сидел, раздосадованный, в своей квартире и записывал в памятной книжке следующий приговор: «Польская нация непостоянна!» Такое определение характеру целого народа вылилось у него из души по случаю, что одна прелестная варшавянка, опутавшая его сетями своих черно-огненных глаз и наступившая
на сердце его прекрасной ножкой (мелькавшей в танцах, как проворная рыбка в своей стихии), сама впоследствии
оказалась к нему неравнодушной, сулила ему целое
небо и вдруг предпочла бешеного мазуриста.